(ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ) - Игорь Афанасьев

— Трудно в это поверить, — покачал головой Филимон, — но буду вам очень признателен.

— Ловлю на слове! — поднял палец вверх Николай Сергеевич. — Как вы понимаете: ловить на слове — часть моей профессии! Знаете, это удивительно азартное дело, — увлеченно продолжил он, — ты беседуешь с человеком, он абсолютно уверен в том, что говорит именно то, что хочет сказать, но ты вылавливаешь несколько нужных слов, несколько выражений, акцентируешь на этом особое внимание — и смысл сказанного становится совершенно противоположным! Твой собеседник сразу теряется, впадает в панику — и начинает говорить гораздо откровеннее и честнее.

— Мне нечего от вас скрывать, — развел руками Филимон, — это абсолютная правда.

— Абсолютной правды не бывает, — ласково улыбнулся Николай Сергеевич, — человек всегда пытается скрыть главные мотивы своих поступков и свои тайные желания. Разве что, когда перед смертью исповедуется — и то, боюсь, привирает! — прихлопнул себя по бокам спутник Фила и зашагал побыстрее.

Фил с трудом поспевал за длинноногим ходоком и старался идти чуть сзади, чтобы тому было неудобно разговаривать на ходу.

— Вот видите, как вы хитрите! — повернулся к нему лицом Николай Сергеевич и продолжил двигаться спиной вперед, как заправский футболист:

— Вы сознательно отстаете от меня, чтобы выиграть время и составить себе возможные модели нашего разговора! Я угадал?

— Чего вы хотите от меня? — остановился посреди улицы Филимон. — Почему нужно все так усложнять?

— Вот вы уже и занервничали! — радостно вскинул руки Николай Сергеевич. — Дальше мне нужно будет довести вас до полного бешенства!

Он подхватил Филимона под руку, и они зашагали нормальным шагом:

— На самом деле, уважаемый Филимон, я просто хочу, чтобы вы поняли, что каждый из нас — профессионал в своем деле, и относились ко мне не как к офицеру службы безопасности, а как к коллеге по самой сложной в мире работе — по работе с людьми. Поверьте мне, что когда вы ставите спектакль, то выворачиваете наизнанку сознание ваших актеров похлеще моего. Психология — это и ваш и мой инструмент, не правда ли?

Они подошли к перекрестку и щелнули по носу стального постового. Тот миролюбиво поднял руку, остановил поток автомобилей, и они пересекли Большую Житомирскую.

В теплом парадном они расстегнули пуговицы курток, и Николай Сергеевич выудил из бокового кармана ключи от квартиры Филимона:

— Я надеюсь, вы понимаете, что когда нам нужно попасть в квартиру к человеку, за которым мы наблюдаем, то удобнее не спрашивать у него разрешения.

— И как давно вы уделяете мне столь пристальное внимание? — отворил двери собственного жилья Филимон.

— Как и за всеми, с первого вашего шага по украинской земле! — гордо произнес Николай Сергеевич и повесил куртку в нужное место, словно у себя дома. — Но особенно внимательно мы стали относиться к вам после того, как поняли, что вас балуют своим вниманием господа Розенкрейцеры! Карта — где лежит? — самым обыкновенным тоном поинтересовался он.

— Должна быть на книжной полке, — столь же обыденно ответил Филимон и поставил чайник на плиту.

— Все на месте, — взял рулон в указанной точке Николай Сергеевич и развернул карту на столе, — осталось только включиться и выйти на связь…

— На связь? — переспросил Филимон. — Что вы имеете в виду?

— Мы об этом поговорим чуть позднее. — Николай Сергеевич достал из кармана курточки лазерный диск и включил компьютер. Машина тихо зажужжала и автоматически подобрала программу, нужную для данного носителя. На экране появились кадры заставки с непонятными цифровыми кодами и суровой надписью: «Для служебного пользования».

Филимон разлил кофе по чашкам, и они уселись у стола, глядя на экран. В начале там замелькали фотографии молодого длинноволосого паренька, которого Филимон узнал мгновенно, хотя никогда не видел в бабушкином альбоме именно этих фотографий прадеда. Голос за кадром сухо доложил служебную информацию:

— Отдел парапсихологии. Дело Розенкрейцеров. Объект — Филипп Могильный. Прямой контакт номер один. Ведущий объекта — капитан Казерский Сергей Николаевич.

— А это — мой прадед, — задумчиво заметил Николай Сергеевич, — так что знакомы мы с вами уже почти сто лет. Генетически, так сказать, — поправился он, — у нас в роду всех мальчиков называли Сергеями и Николаями. И все мужчины служили в органах безопасности.

Филимон оторопело переводил взгляд с Николая Сергеевича на человека на экране: схожесть между ними была разительной.

— Проходи, проходи Филипп! — человек на экране приветливо протянул руку невидимому гостю. Стул, на который был усажен Филипп, был поставлен в кабинете таким образом, чтобы его лицо постоянно находилось в поле обзора камеры. Съемка велась маломощным приспособлением, но крупные планы читались досчтаточно четко.

— Давай познакомимся, — продолжил теперь уже невидимый хозяин кабинета, — я капитан Комитета Государственной Безопасности Казерский Сергей Николаевич.

— Да? — лицо Филиппа напоминало маску Пьеро: он был бледен, щеки впали глубже обычного, длинные волосы свисали до плеч сбившимися прядями. — Ну что же. Все подробности обо мне, вы, очевидно, знаете лучше меня самого.

— Не стоит начинать разговор столь конфликтно, — голос собеседника звучал в динамиках убаюкивающе, — мы действительно многое знаем, но еще больше нам предстоит узнать вместе.

Филипп удивленно посмотрел прямо в камеру и ничего не ответил.

— Я буду с тобой предельно краток и откровенен, — Сергей Николаевич прошелся по кабинету и попал в поле зрения камеры слежения, — нам приходилось иногда видеть тебя в странных компаниях: хиппи, фарцовщики, наркоманы… Но мы всегда считали, что это — болезни роста. Что еще более странно — нам стало известно, что ты собираешься уезжать из страны… Навсегда. И совершаешь эту ошибку в самом начале блестящей карьеры. По мнению специалистов — у тебя отличные перспективы, и ты можешь добиться многого… Если поймешь — в чем смысл жизни.

— Спасибо, — очень спокойно и отчетливо произнес Филипп, — мне кажется, я уже многое понял… Мне помогли это понять.

— Кто, если не секрет? — как бы невзначай поинтересовался Сергей Николаевич.

— Послушайте, — приложил руку к груди Филипп, — я не смогу ничем вам помочь. В разведчики я не гожусь, потому что разговариваю по ночам… А в стукачи не пойду, потому что с детства считаю это «западло»…

— Неужели ты считаешь, что вся наша работа, — наклонился к Филиппу капитан, — исключительно слежка и доносы? Неужели ты не понимаешь, что всякое государство нуждается в защите своих интересов?

— Не понимаю, при чем здесь я, — глаза Филиппа вспыхнули недобрыми огоньками, и это не прошло мимо внимания камеры и собеседника.

— Еще раз хочу подчеркнуть, — положил он руку на плечо Филиппа, — я совершенно откровенен. Мне не хотелось бы, чтобы ты совершил столь серьезную ошибку… Я понимаю, что происходит с тобой после того, что случилось, но смерть Ларисы вызвала много вопросов…

— Вопросов ко мне? — нервно перебил капитана Филипп.

— Именно к тебе, — капитан вышел из кадра, и судя по звуку, сел напротив Филиппа. — Ты был для нее самым близким человеком. Мы нашли ее письма к тебе, и понимаем, что ни с кем более она не была столь откровенна.

— Какие письма? — Филипп искренне ничего не понимал. — Лариса никогда не писала мне.

— Вот тебе и первая странность, — мягко остановил его собеседник, — любимая девушка пишет тебе каждый день, а письма не отправляет.

— Каждый день? — Филиппа слегка трясло от напряжения, и он машинально передернул плечами. — Дайте же мне их, пожалуйста!

— Чуть позднее, Филипп, — голос капитана прозвучал чуть громче, чем в предыдущие минуты, — для начала мы должны с тобой договориться о том, что будем вместе разбираться во многих вопросах…

Знакомая карта раскаталась перед объективом камеры, и затылок Сергея Николаевича замаячил перед объективом:

— Мы нашли у Ларисы в доме много необычных вещей. Сама по себе эта старая карта не привлекла бы нашего внимания, но дело в том, что ее описание есть в настольной книге опасной антисоветской секты.

Рука Сергея Николаевича вышла из кадра, а когда вернулась, то перед Филиппом возникла толстая черная книга в старинном кожаном переплете.

Филипп схватил книгу двумя руками и стал жадно перелистывать страницу за страницей, тихо приговаривая про себя: «Откуда у неё эта книга? Неужели… Почему она ничего не сказала…»

— А что она должна была сказать? — рука капитана легла на раскрытую страницу книги. — Ты пойми, Филипп, это совсем не игрушки. Как тебе это ни покажется странным, но мы занимаемся многими вопросами, которые в газетах принято называть «аномальными явлениями». В своих письмах к тебе Лариса ясно пишет, что ей угрожает опасность! О какой опасности идет речь?